.

5672x2788, 1 Мб

всплытие

1698x1548, 240 Кб

На старой квартире бывало Колюня в гости заглядывал. Ну там ничего необычного не случалось, воображение у него ноль, зато можно было доверять. Посидим на пеке поиграем часок, потом он разок-другой вдует. И как бы заняться больше нечем. Не то, что у него, когда с вечера и почти до обеда зависали, даже получалось изобразить что-то вроде отношений. Ну и сижу я жопой на подоконнике, ноги на батарее, и этот гандон без труханов по комнате чухает. Ну что тут можно ещё придумать? Ну подзываю его, и беру всё его хозяйство в свои руки, ну как обычно. А делать реально нехуй. Знаешь, ранней весной, как и в тёплые дни холодной осени, такое состояние бывает подвешенное, вроде и нет депрессухи, а чувствуешь себя сдувшимся шариком. И как-то выходит, что в этой прострации машинально хватаешь его за хуй и начинаешь мять вялого. И так нереально залипаешь в процесс, что даже не замечаешь как он превращается в...

Я не хочу этого слышать!

Ты это видела, так что завали. Сука тупая, на чём я остановился?

1698x1548, 309 Кб

Он превращается...

Да, Ну ты поняла. А у меня в то время привычка была, если я заморачивался на чём-то, а рядом кто-то был, то я начинал радио включать как дед Феликс, что в семнадцатой палате до утра бубнил не переставая. Пиздел что-то себе под нос хриплым голосом. Этой хернёй начал страдать по герычу. Когда сидишь угашеный напротив подельника, смолишь бычок в темноте, и на базар пробивало неимоверно. Можно было всю ночь пропиздеть о том, где на завтра денег найти. И тут так же, только залипаешь сам по себе, и руки как бы при деле. Сейчас такой шняги уже нет, из меня слова не вытянешь. А тогда доёбывал всех бесконечно. Не знаю сколько времени прошло, ты в курсе как легко я уплываю. И вдруг чувствую, что-то тёплое мне в пупок прилетает. Прихожу в сознание, и слышу как Колюня говорит, что он ещё никогда не кончал под лекцию о том, почему 95 тезисов Лютера говно и дичайшая ересь. Не знаю, что я там наговорил, я их даже не помнил тогда. Не помню и сейчас.

Не хочу тебя злить, но было не так.

Где я спиздел? Покажи.

1696x2032, 497 Кб

Ты не на подоконнике сидел. К нему тогда был стол придвинут.

Блядь, точно! Мы втроём чаи гоняли и угорали оттого, что Колюня на бутерброд с шоколадным маслом кладёт копчёную колбасу.

На подоконнике ты сидел когда с Вилкой жил.

Мы не будем об этом говорить.

Вообще, с ним я бывало чувствовал себя пойманным животным, которое хищник поедает заживо.

С ним?

* под ним.

Он не был сильным и страшным, чего нельзя было сказать о его члене. Я мог контролировать этого недомерка, но когда он овладевал мной, я вспоминал тот пронесённый через всё детство безотчётный страх о событии, память о котором всегда теперь заменяется эпизодом, одной из последних встреч с Колюней, когда я просил его быть со мной особенно жестоким. Наверно мне никогда не удастся пробиться через этот барьер в голове и вспомнить то дерьмо.

Может и не было ничего.

Только потому, что ты этого тоже не помнишь?

Я помню твой страх, и больше ничего.

Анжела, знаешь кто ты?

Кто?

Ты косметический пластырь закрывающий уродливый шрам на моём лице.

Нет, я не

Иди на хуй.

1696x2032, 736 Кб

Папа уехал.

Что?

Это я взяла твои шурупы.

Я знал! Отдай. Где ты их прячешь?

Я же говорила, у меня их нет.

Ты крадёшь моих друзей.

А ты моих!

Отвечай, сука, где они?

Ты никогда их не найдёшь.

Я тоже что-нибудь заберу.

Ты уже это сделал.

Ты специально меня бесишь. Так всегда случается перед тем, как ты собираешься уломать меня на очередное говно.

Моя душа в опасности.

Эта херня больше не прокатит.

Но мне

Я тут главный. Понятно?

Извини

1696x2032, 960 Кб

Кушать подано.

600x600, 31 Кб

Цвета осенние скудны, сырая дымка над листвой.
И ветер злой играет шторой в моём окне.

Эй, ты чего?

1302x1140, 111 Кб

Деревья потеряли стыд, а вместе с ним роняют листья.
И ветви голые дрожа мне открывают горизонт.

Пиздовал данмер по фояде и увидел гуара. Снял штаны, подпустил подливу, туалетную бумагу в жопу затолкал, и с криками побежал прочь.

800x800, 92 Кб

В полоске той земли пытаюсь я найти,
несовершенства моего желанный идеал.
Хотя и след его давно остыл. Ищу нетерпеливыми глазами, пусть он появится на миг.

Прошу.

Ты заебала!

Моя душа в опас

В жопе твоя душа. Сама ебись как хочешь.

1920x1080, 547 Кб

Анжела!

Мест где ты можешь прятаться не так много, и я их уже проверил. Ты никуда не ушла. Сидишь и по тихому душишь в себе обидку.

Через пару дней, или неделю ты вылезешь из пыльного угла. И мы пересмотрим твою свободу. У тебя её слишком много.

600x480, 46 Кб

Или я забуду тебя.

Что становится с игрушкой, если создатель отвернулся от неё? Придумаю себе новую сестру.

Я уже дал ей жизнь.

1378x1320, 257 Кб

>>11989

Мухер сидела на заброшенной стройке среди раскиданных кирпичей и чувствовала, как её худое, бледное тело коченеет на холодном осеннем ветру. "Наверно я умираю" - подумала она. И случайно коснулась одного кирпича, который показался ей особенным. Он был такой же как и остальные. Но она знала, что он тот, кто ей нужен. Мухер бережно его подняла, и не обращая внимания на холод пронизывающий до костей, прижала к окоченевшей груди. Согревая кирпич, она погрузилась в шум собственного мозга, который называла кашей. А когда очнулась, ей показалось, что кто-то назвал её мамой. Она мысленно сказала ему: "У тебя тоже нет глаз, и никто не считает тебя красивым, поэтому ты мой."

Ветер неожиданно затих, и выглянуло неласковое осеннее солнце. Мухер сжала в кулаке кусок глины, и впервые за свою коротенькую жизнь почувствовала присутствие голода. Он медленно и осторожно подкрадывался, а подобравшись совсем близко, принялся лизать её грязные босые пятки.

За покосившимся забором стояла полупустая мусорка. Мухер залезла в неё и порывшись обнаружила старое пальто, и пакет с заплесневелым хлебом и рыбьими головами. Надев пальто, она съела весь хлеб и съёжившись погрузилась в кашу прямо в мусорке. Так закончился первый день.

1646x1304, 95 Кб

Детьми мы ловили голубей. Эту птицу схватить проще остальных, особенно теперь, когда они почти разучились бояться. Из-за своей доверчивости они чаще всего становились жертвами детских игр. Привязываешь к его лапе бельевую верёвку, и выйдя на балкон двенадцатого этажа обращённый в сторону порта. Показываешь ему всё это небо за которым в закатном пожаре лежит полоска манящего неизвестностью горизонта, и резко кидаешь птицу вперёд.

Не скажу, что не боялся тогда высоты, но в том возрасте есть окно, когда отпускают некоторые страхи, которым суждено преследовать тебя всю остальную жизнь. Мне и сейчас постоянно кажется, что я падаю, но что-то мешает тьме забрать меня.

924x520, 848 Кб

Рефлексы берут своё, пернатый организм расправляет крылья, и с ускоренным биением сердца устремляется прочь от своего пленителя. Сладостный миг обретения свободы и страх смерти сливаются в этот единственный, спасительный рывок. Сама птица превращается в поток несущийся со скоростью её страстного желания сохранить жизнь. Как толпа ликующих рабов, что сбросили с себя тяжёлые оковы радуется неожиданно полученной возможности свободно без стесняющих движения цепей, восторженно прыгать обнимая товарищей. И верить, что теперь так будет всегда. В этот сладостный миг, нет никого прекраснее этой птицы, ибо она подобна стреле, которую невозможно ни поймать рукой, ни остановить злобным окриком. Что-то подобное можно испытать, когда решаешь в двенадцать лет больше никогда не возвращаться домой. Прыгаешь на насыпи в товарный вагон замедляющегося на повороте состава, и едешь вперёд. И я клянусь богом, меньше всего ты будешь думать от том, куда тебя несёт гремящая колёсами железная лавина. А когда проезжаешь двухъярусный мост, грохот становится настолько сильным, что оцепенение забитого сознания начинает плавиться в шуме заполнившем целый мир, и только тогда ты впервые решаешься закричать не от боли. А просто потому, что ты так хочешь, потому, что больше нет нужды терпеть, и соответствовать стандартам. И даже если ты не можешь вспомнить причину этого крика, он всё равно льётся из самых глубин покалеченной души, и где-то в гортани превращается в рёв мало похожий на звуки разумного существа. Но спустя много лет тебе так или иначе придётся осознать, что не смотря на все твои старания и уловки, где-то рядом с тобой всегда будет рыскать какая-нибудь Мухер. В том виде, в котором ты позволишь ей существовать, и чем несчастней она станет, тем ближе ты подберёшься к утраченному воспоминанию.

1024x666, 46 Кб

Верёвка натягивается, и колесница Фаэтона падет с небес. Птица мечется пытаясь вырваться из рук невидимого хищника, однако её тянут наверх, обратно на тот балкон с поржавевшими перилами, который пару мгновений назад был точкой старта и угрозой смерти оставленной позади. Притянув её к себе с нижних балконов, хватаешь птицу, и погружаешься в бешеный стук её маленького сердца, отдающий через ладонь по всей руке. И этот ритм, сливается с твоим, и кажется, что у вас на двоих одно сердце, или, что сама птица это твоё сердце отчаянно бьющееся в тисках, которые тебе никогда не удастся разжать. Зато ты можешь смотреть в глаза этому существу, и думать, что оно должно быть благодарно судьбе хотя бы за то, что не знает, что будет дальше. А дальше всё повторится. Ты снова бросаешь птицу, и притягиваешь обратно. И делаешь так до тех пор, пока она не окончательно выбившись из сил не смиряется. И наблюдаешь как голубь становится тобой. Это происходит не сразу. Даже на третий и четвёртый бросок она ещё верит в свободу, но ты хороший учитель, ибо сам усвоил эту науку. В конце ты всегда теряешь к птице интерес, как кузнец к ещё одному выкованному гвоздю. Ты кладёшь голубя на позеленевшие от сырости доски устилающие бетонный пол балкона, и наступаешь птице на голову. Пара минут агонии она бьёт крыльями твой тапок. А потом она освобождается по настоящему.

Можно завидовать птицам, потому, что они могут быть свободны, или потому, что они мертвы. И горе тебе, если это единственный выбор который тебе позволено сделать.

1000x693, 143 Кб

Знаешь как раньше дети постарше наёбывали детей помладше?

Как?

Капуста.

?

Вот представь, что ты снова мерзкий пиздюк. И вот большой мальчик, который такой большой, что уже в школу ходит, спрашивает у тебя хочешь ли ты получить кусок золота. Ты ещё не в курсе, нахуя оно нужно, но знаешь, что оно красиво блестит. А дети как сороки. И ты конечно хочешь золото. И вот этот лохматый мудила кладёт рядом с тобой огромный кочан капусты, и говорит, что золото внутри. Достать его можно только раздев капусту. Так же, в качестве доказательства он украдкой, так чтобы посторонние не увидели, показывает тебе какую-то блестящую хуиту. И говорит, что это ёбаное золото.

Следующие три часа ты как проклятый долбишься с этой капустой, пытаясь маленькими ручонками сорвать с неё все листья. А в конце получаешь хуй.

Чёта я сколько живу на этой сраной планете, только и вижу как все человеки самозабвенно ебутся с капустой, и только небольшая кучка хитровыдолбаных мудаков сидит и показывает всем ёбаное золото. А на самом деле это хуй.

2500x1752, 181 Кб

Детство прекрасная пора. Это время когда ты в малых экспериментах познаёшь устройство жизни, трогаешь её вещество и учишься на ощупь отличать пластилин от бетона. Когда слышишь, что тонущий человек хватает своего спасителя и топит его, в такое сложно поверить. Ведь ты никогда не поступил бы так, потому, что это глупо. И тебе невдомёк, что страх и жажда жизни делают даже самого рассудительного человека безумным животным, цепляющимся за любую поверхность отличную от воды которая хочет его убить.

Летом и весной бабушка брала меня на огород. Там среди железных бочек для полива грядок стоял широкий железный чан с водой. Я ловил муху и оторвав крылья, бросал её в этот чан, а потом давал ей в качестве спасательного круга ржавый гвоздь. Она хваталась за него, а я отпускал. Гвоздь тонул слишком быстро, и сопротивление воды отрывало муху от её ржавой соломинки. Тогда я привязывал к гвоздю нитку, и позволял погружаться гвоздю медленно, до самого дна. Я проделывал подобное множество раз, но только смерть заставляла муху отпускать гвоздь оказавшийся для неё не спасением, а ловушкой. В случае с человеком, в роли гвоздя всегда выступает утопающий. Когда я думаю об этом, мою душу греет мысль, что никто не утащит меня на дно. Потому, что я не умею плавать.

Правда, однажды именно это меня чуть не убило. Но это уже другая история.

1920x1080, 7.6 Мб

На самом деле в роли гвоздя выступает неумелый спасатель, потому, что именно за него хватается глупая, двуногая муха.

721x925, 781 Кб

... и прыгнуть два раза на месте.

Этого должно быть достаточно.

1750x1672, 129 Кб

У меня никогда не было пухлокунов. Иногда смотрю на кругленьких красавчиков и думаю, что это упущение. И вспоминаю как двадцать лет назад так же любовался этими румяными засранцами, и представлял себя вместе с некоторыми из них. Что удивительно, никогда не пытался подцепить кого-то из данной весовой категории. Будто лучшее, что я могу от них получить, это возможность созерцать их на расстоянии, и предаваться грёзам. Вообще пухлокуны как свежая выпечка, которую ты по какому то недоразумению не ешь. Даже если заходишь в булочную, и вдыхаешь весь этот аромат, и глаза скользят по румяным бокам пирожков. Ты всё равно их не берёшь. Молча выходишь на морозную улицу, размашисто шагаешь по снегу в сторону дома.

Это не значит, что я не знал ни одного толстячка, среди заднеприводной публики. Имелся такой знакомый, вот только он был настолько вульгарной быдлятиной, что даже мои люмпенские манеры могли вполне сойти за результат аристократического воспитания. Подозреваю, что с возрастом, мне невольно удалось сократить эту культурную разницу между моим и его безобразным поведением. Был ещё один, но не толстый, скорее он казался таковым из-за возраста, и животика, который заметно округлял его в моём восприятии. Вспоминая его руки и ноги, я понимаю, что он был примерно таким же тощим как и я. И всё же я видела его крупным. Наши встречи не знали солнечных лучей, и начинались только вечерами. Чаще всего они были случайными, кроме первой. Меня познакомил с ним друг, к которому тот ранее клеился. Он оставил нас двоих, а мы сидели на скамейке во дворе того мужчины. И я слушала как он пытается вовлечь меня в беседу разговорами о погоде, и просто ждала, отвечая ему "да", или "нет". Мне пришлось почти проснуться, только чтобы не выглядеть телом охваченным летаргическим сном. Возможно его звали Андрей, или неважно как. Называю его этим именем только потому, что в первую встречу казалось, что он похож на Чикатилу. Закончив проверять меня пустой болтовнёй, и убедившись, что я живой человек, он едва слышно спросил: "Ну что, пойдём"? "Пойдём" оживившись, но так же спокойно ответила я. Мы поднялись на третий этаж, и вошли в квартиру которую он снимал для таких встреч. Было видно, что он в ней не живёт. Я подумала, что он возможно женат. Разуваясь, а посмотрела на его руки, но кольца не обнаружила. Дальше я уснула, позволив им быть вдвоём. Я знала, что ему это нужно, потому и проявила интерес, когда знакомый торчок рассказал, что Андрей его настойчиво домогался. Осознавая сквозь сон, что сейчас с ними происходит, я возненавидела себя за это, но не позволила данному чувству выйти за пределы моего сна.

1750x1672, 215 Кб

Когда всё закончилась, и они посидев на кухне с чаем и бутербродами легли спать. Я немного выждала, и завладев им, выскользнула из под одеяла. На кухне горел свет, и в прихожую проникало достаточно света. Я засунула руку в левый карман пиджака Андрея, и нащупала там платок и кольцо. Вынув улику, я повертела её между пальцами, и поцеловав, положила в правый карман. И прошептала: "Я знаю твой секрет." Дальше я ничего не помню. Потому, что я проснулся оттого, что хотел ссать. Отлив, и умыв рожу холодной водой, я оделся, и разбудил мужика. Сказал ему закрыть за мной дверь. Он хотел, чтобы я остался. "Зачем я вообще с ним пошёл?" думал я, шагая по ленинскому проспекту в сторону московского. Теперь тащиться обратно, но это лучше, чем залипать в обнимашки с жадным, сопящим козлом. Подходя к подъезду Гнилого, у которого мы с Бушем тогда жили, я зачем-то попросил себя больше так не делать. Все подельники знают, кто я, но подтверждать это так откровенно не стоило. Тем более, что это приключение не доставило мне никакой радости. Я просто знал чего он хочет, сделал это хорошо, но сам чувствовал себя роботом непонимающим почему я совершаю этот поступок.

Странно, что при следующей встрече, которая произошла совершенно случайно. Я охотно подошёл к нему, и кивнув, зачем-то негромко сказал: "Пойдём?"

"Побежали" так же еле слышно ответил тот мужик. Буш проводил нас взглядом, будто бы хотел вслух сказать: "Два пидора снова друг друга нашли".

2852x1770, 724 Кб

Через три дня будет Новый Гомогод.

1920x1080, 170 Кб

Если сидишь там слишком часто, начинаешь понимать, что время не на твоей стороне. Я наблюдал как уголовники в течении нескольких лет деградировали, и в конце оказывались, где-нибудь в Домново, или Советске. Неуютный, трёхэтажный домик с серой шиферной крышей, и немецким кладбищем с той стороны, без труда разбирают твою личность по волокнам, будто бы муравьи поедают гигантскую гусеницу. И если той удаётся вырваться, она вынуждена обрастать новой плотью взамен той, что была растворена в душном мешке этого заведения.

2928x2724, 909 Кб

А после отбоя свиданки, может батя придёт. Осторожно протянет немного денег, пакет дешёвого крупнолистового чая, курево, и расскажет последние новости о делах в семье и на работе. Слушая его, иногда, ловил себя на том, что от таких новостей желание выйти на волю резко пропадало. Но настроение всё равно улучшалось. Как только его словесный понос иссякнет, вернусь в отделение, и договорюсь с человеком о кипятке. Шнырь притащит мотор и банку, и мы пустим по кругу обжигающую пальцы баклажку чифира. И с теплом разбегающимся по всему организму, вернётся чувство настоящей свободы. Особенно хорошо чифирить после вечерней раздачи колёс, когда выловишь в очереди своих клиентов, и собрав с них положенное количество барбитуры, сожрёшь это великолепие, и осторожными хапками зальёшь нутро бодрящим, тёмно-коричневым, источающим великолепный аромат кипяточком.

2928x2724, 1.7 Мб

Нахождение в дурке не такое весёлое занятие как может показаться человекам составляющим мнение об этом учреждении по анекдотам и фильмам. Временами берёт такая тоска, что впору убегать в ещё одну дурку, оттого, что та, в которой уже лежишь, только умножает приступы клинической депрессии уводящей в психоз по извилистой дорожке членовредительства. И ты ещё больше укрепляешься в желании сдохнуть. Спишь в палате на продавленной шконке, и снится что ты дома в собственной кровати. Вот прямо сейчас встанешь, поссышь, умоешь морду, и навалив в тарелку вкусной еды, развалишься на диване перед ящиком. Казалось бы, что в этом безмятежном обывательском сне нет ничего вдохновляющего. Для того, кто не жил в дурке, свобода ложиться и вставать в любое время, не такая очевидная ценность. Сама возможность делать это, иметь доступ к холодильнику в котором лежит только твоя колбаса, и уверенность, что её никто не украдёт, неописуемое счастье, сравнимое с обладанием всем миром. Место в котором содержат гениев которые даже воруют неадекватно, своеобразно влияет на восприятие, тем более нездорового сознания. Кому бы пришло в голову найдя у тебя под подушкой пару новых носков, красть только один? А второй он оставил, чтобы мне не было обидно? Если крысишь, ну возьми два, а так, ни тебе ни мне. Только и остаётся, что бросить одинокий носок чертям. И ты сидишь весь день полируя глазами набивший оскомину пейзаж за окном, и чувствуешь себя точно таким же носком без пары. Подобные сны, о доме очень вдохновляют, пока не откроешь глаза, и вперившись в потолок с крашенными плафонами не осознаешь, что ты снова тут. И лёгкость свободного бытия, которую ты носил во сне, как римлянин тогу, среди варваров. Она резко схлопывается, и ты вспоминаешь, что ты один из них. Ты такой же грязный варвар как и каждый из приглушённо гудящего улья, называемого первым мужским отделением. Как то раз я не выдержал и не вставая начал орать в потолок проклятия. Вот только крика не было, вместо него из меня, как из дырявого шарика выходил едва слышимый шёпот. Потому, что те кто кричит рискуют. И бунт лишь ухудшит твоё содержание в заведении из чьих окон так приятно смотреть на весеннее солнце, но только не когда ты лежишь на поясах под месячным уколом. Сложно сказать как Рамирос заметил моё состояние. Он положил руку на моё плечо и спросил: "Гена, что с тобой?" А я в ответ поинтересовался который час. Там это важно, три раза в сутки кормят в одно и тоже время. И это расписание с одной стороны воспринимается, как часть угнетения, а с другой, неплохо разбавляет однообразное течение густого, как кисель, времени. А после обеда, я в туалете разбил лицо молдаванину, который думал, что... не важно, что он думал. Главное, что мне за это ничего не было, даже в надзорку не кинули, ну и на душе как-то легче стало.